шутк умудрились расстрелять за время взятия Нотебурга и тут, под Ниеншанцем. Из-за чего, среди прочего, и был весь этот цирк. Так бы Петр подвел траншеи честь по чести и просто засыпал крепость гранатами. Дело в то? Но гранаты подходили к концу…
— Пригласите переговорщиков, — потянувшись, произнес царь.
Хоть и грохотало, но он отлично выспался. Эти выстрелы и взрывы даже как-то убаюкивали. На удивление.
Командир одной из пехотных рот, знавший шведский, в сопровождении нескольких солдат подошел к крепости. В него, правда, хотели начать стрелять из мушкетов. Но единственный прозвучавший выстрел был отведен сослуживцем стрелка в небо. А потом того скрутили и утащили куда-то стены.
— Мой государь предлагает вам прислать переговорщиков! — крикнул подошедший довольно близко ротный.
Шведы промолчали.
Он еще пару раз выкрикнул эту фразу.
И опять тишина.
Поэтому он пожал плечами и вернулся обратно. Свою функцию он выполнил. Донес до них слова царя. И они явно их услышали. А дальше не его дело.
— Крепость эта… Встал спиной к валу. Плюнул. Попал в противоположную стену. А поди ж ты. Гордые. — усмехнувшись заметил Меншиков.
— Крепок швед, — согласился с ним царь, да и остальные.
Постояли.
Помолчали, смотря в сторону крепости.
— Ладно, готовимся к штурму. — тяжело вздохнув, произнес Петр.
— Сейчас? — удивился Меншиков.
— Зачем? В ночь. Размягчим их сначала картечью из мортир, а под утро пойдем приступом.
Петр еще немного посмотрел на крепость.
Махнул рукой.
И вернулся в свой шатер — завтракать.
— Государь! — воскликнул кто-то снаружи, едва он шагнул в сторону шатра.
Царь обернулся.
Проследил за жестом солдата и увидел, что у крепости идет какое-то движение. Со стен сбросили веревочную лестницу и по ней кто-то стал спускался.
— Ворота видимо завалили. — повеселевшим голосом произнес Меншиков. Прямо засветившись.
Минут через пять шведская делегация подошла.
Это был тот же самый лейтенант.
Только…
Сильно помятый.
Форма местами порвана и немало испачкана. Лицо осунувшееся и наспех умытое. Волосы грязные. Глаза воспаленные. Было видно, что ему последние дни досталось. И как минимум здорового сна ему остро не хватало.
— Рад вас видеть живым и здоровым, — улыбнулся царь.
Вполне искренне.
Петр Алексеевич ценил личную храбрость. И то, что этот офицер, несмотря на испытания и обстоятельства держался в чем-то даже горделиво, грело его взор.
— Благодарю, сир.
— Я предлагал гарнизону крепости выйти с оружием и развернутыми знаменами. До начала дела. Сейчас я вам этого предложить не могу. Но и продолжать бессмысленную бойню не хочу. Вы готовы сдаться?
— На каких условиях?
— Вы выходите только с личным оружием. Без припасов и знамен. Я гарантирую вам возможность уйти в сторону Выборга. В случае отказа мне придется продолжить обстрел и предпринять штурм.
— А что будет с ранеными и убитыми?
— Погибших мы похороним. Раненым окажем помощь. Те из них, кто выживет, будет числиться в плену.
— Мы можем подумать?
— До вечера.
— Я передам условия, сир. — кивнул с максимальным достоинством лейтенант. При этом по его лицу не было видно какие эмоции он испытывает.
— Может быть ты и твои люди голодны? Прошу, — махнул он рукой в сторону большого стола, накрытого для него и его свиты.
— Благодарю, сир. Но мы не голодны.
Лейтенант поклонился.
И чуть прихрамывая на правую ногу удалился.
— Сдадутся? — задумчиво спросил Михаил Голицын.
— Было бы неплохо. Даже если там две-три сотни вот таких крепких духом солдат — мы кровью умоемся на штурме.
— У нас еще есть тяжелая картечь. Мы можем недельку ей поработать.
— Да будет тебе, — отмахнулся Петр. — Поработать. А когда мы солдат в деле проверим? Зря что ли он до седьмого пота на штыках учились?..
Царь хорохорился.
Старательно излучал уверенность. Но и сам немало сомневался.
Вон — три ночи крепкой бомбардировки. А шведы еще нос воротят. И как было бы там, в Нотебурге, если бы у них оставалось человек двести-триста? Штурм то рискованный. Узкие галереи. Численным преимуществом не навалиться. Тут, правда, такой беды не было. Но все равно. Тревожно.
Командиры и свита, что окружали Петра, смеялись, шутили, но и невооруженным глазом было видно — натужно, нервно. Один Меншиков, пожалуй, рвался в бой. Но его отчаянная храбрость не для кого секретом не была. Да и будучи командиром кавалерии армии он вряд ли бы принял участие в штурме.
Впрочем, шведы не стали испытывать судьбу.
Ближе к вечеру, разобрав завал у ворот, они вышли. И в виду выстроенных русских полков проследовали через мост и Ниенштадт на север. По дороге к Выборгу.
Молча.
Унося с собой только шпаги.
— Сто семьдесят три человека, — медленно произнес Петр.
— Комендант ранен, а уходит. — заметил Меншиков. — Мы же условились — все раненые в плен.
— Пускай, — махнул рукой царь.
Осень вступала в свои права. И строго говоря, выходя в этот поход он не рассчитывал на взятие Ниеншанца. Думал, что всю осень придется возиться с Нотебургом. А возможно и зиму.
Так что он пребывал в отличном расположении духа.
Война начиналась хорошо.
Много лучше ожидаемого.
Это были маленькие победы, но важные. Очень важные. Для всех. От рядового солдата до самого царя. Все-таки швед — сильный враг. Вон — даже сдавая крепость, помятые солдаты шли, ровно держа спину. Они не чувствовали себя проигравшими. Лишь временно отступившими.
То ли еще будет…
Петр Алексеевич специально выстроил полки, чтобы они посмотрел на шведа. На эту маленькую победу. Почувствовали свою сопричастность. Наполнились какой-никакой, а гордостью. Хотя бы немного. Чтобы, когда Карл со своей полевой армией придет, это им помогло сойтись с ним лицом к лицу.
Сам же царь, глядя на то, как уходили шведы, тревожился еще больше, вспоминая и слова сына, и Патрика Гордона, и других. Швед не турок. Совсем не турок…
* * *
Тем временем в одном имении под Москвой разворачивалась совсем другая драма. Группа лейб-кирасир на рысях вышла из перелеска и двинулась в сторону довольно просторно дома.
— Все внутрь! Внутрь! — крикнул Матвей Петрович Гагарин, увидев их. — К оружию!
У него не было не малейшего сомнения зачем эти ребята сюда пожаловали и по чью душу. Чуял кот, чью сметану сожрал…
Заговорщики не имели явно выраженного лидера. Собираясь сплотиться вокруг номинальной фигуры одного из Шуйских. И даже уже вели переговоры, выбирая персону поинтереснее.
Так что какой-то внятной координации не имели.
Вот Матвей Петрович и не выдержал, когда узнал о том, что «этот бесенок» демонстративно вырезал всех Шуйских. Щелчок по носу был болезненным. Но большинство аристократов не сильно и надеялись на успех, больше играя в эту игру. Так что философски отнеслись к итогу предприятия, прекрасно помня то, чем закончились события 1698 года. А Гагарин не выдержал. Психанул.
И Алексей, опираясь на агентуру Арины, сумел довольно быстро понять, кто именно отправил того убийцу. Так-то концы в воду, он все чисто сделал. Но во всех ключевых подворьях Москвы у царевича имелись подкупленные слуги. Что позволяло подслушивать разговоры…
Уже через пару недель царевич локализовал виновника.
А дальше «подбивал бабки» и ждал, когда тот совершит ошибку и подставиться. Хотелось наказать его как-то особенно… И вот он выехал за город. Отдохнуть. Погулять. Благо, что по весне прикупил имение.
Его как сняли в 1695 году с Нерчинского воеводства, так и сидел в Москве неприкаянно. Пока шло следствие. Слишком уж на него было много жалоб. Царь хотел его к делу какому пристроить, чтобы не бездельничал. Но сын уговорил не пороть горячку. Потому что если все подтвердится там, в Сибири, то он и на новом деле только вредить станет. Вот и утомился Гагарин в столице куковать. Приобрел землицу с просторным домом в Подмосковье, куда и выехал.
Алексей только этого и ждал. Отправив следом Герасима с полусотней лейб-кирасир. Самых преданных. Самых отборных…
Кирасиры на рысях влетели на двор поместья через незапертые ворота. И стали сразу закидывать его керамическими горшками с зажигательной смесью. Подпалив запальную тряпку от тлеющего фитиля, намотанного на левую руку.
Те разбивались об стену. Состав разливался. И вспыхивал, сразу поднимаясь большим пламенем.
Полсотни бутылок ушло меньше чем за треть минуты. А у каждого всадника их имелось по четыре штуки. Так что они кидали их и кидали. Пока все не кончились, а вокруг поместья, по стенам не стояла натуральная стена огня.
Минута — и поместье превратилось в филиал ада.
Матвей Петрович, понимая весь ужас ситуации,
